Наконец появилась и третья жестянка.

— Снова картош… — начала Таппенс и запнулась. — Томми! Есть! Картошка только сверху. Смотри!

Она торжествующе вытащила из жестянки большую бархатную сумочку старинного фасона.

— Дуй домой, — прошипел Томми. — С сумкой. Холод просто собачий, а мне еще нужно замести следы. Эй, Таппенс! — окликнул он. — Будь ты тысячу раз проклята, если откроешь ее без меня.

— Ладно, ладно, у нас все по-честному. Брр! Холод-то какой! — передернула она плечами и поспешила в дом.

Долго скучать там в одиночестве ей не пришлось. Не прошло и пяти минут, как появился Томми. После земляных работ и заключительного спринтерского рывка к дому грудь его ходила ходуном.

— Эх… — выдавил он, хватая ртом воздух. — Частные сыщики — молодцы! Раскупоривай трофей, миссис Бирсфорд.

В сумке оказалась коробка, бережно завернутая в промасленную ткань, и тяжелый замшевый кошель. Его-то они и открыли в первую очередь. Он был доверху набит золотыми монетами. Томми сосчитал их.

— Двести фунтов. Открывай коробку.

Таппенс повиновалась. Коробка была плотно набита банкнотами. Томми с Таппенс тщательно пересчитали их. Там было ровно две тысячи фунтов.

Томми присвистнул.

— Мисс Дин крупно повезло, что мы не только богатые, но еще и честные. А что там за бумажный сверток?

Таппенс бережно развернула тонкую бумагу и извлекла длинную нить великолепного ровного жемчуга.

— Я не очень понимаю в этих вещах, — медленно проговорил Томми, — но готов поклясться, что это как минимум еще пять тысяч. Ты только посмотри, какие крупные… Так вот почему старушка хранила вырезку про жемчуг как лучшее капиталовложение. Похоже, все свои ценные бумаги она обратила в наличные и жемчуг.

— Томми, ну разве не здорово? Милая Моника! Теперь она может преспокойно выходить за своего распрекрасного молодого человека и жить с ним счастливо не хуже меня.

— Как мило с твоей стороны, Таппенс. Выходит, ты все-таки со мной счастлива?

— Вообще-то да, — призналась Таппенс, — хоть и не собиралась тебе этого говорить. Вырвалось как-то. Ну, понимаешь, все эти волнения, сочельник опять же и вообще…

— Если ты действительно меня любишь, — заявил Томми, — то ответишь на один вопрос.

— Представляю, что ты можешь спросить, — проворчала Таппенс, — но, так уж и быть, спрашивай.

— Как ты узнала, что Моника Дин — дочь священника?

— Да я просто тебя разыграла, — ответила Таппенс с довольным видом. — Я же вскрывала ее письмо с просьбой о встрече… А надо тебе сказать, что когда-то давным-давно у отца служил викарий по фамилии Дин, и у него была маленькая дочка Моника, младше меня года на четыре. Ну, я сопоставила все это и…

— Таппенс, ты самое бессовестное создание из всех, кого я когда-либо встречал, — заявил Томми. — Смотри, бьет двенадцать… Счастливого тебе Рождества, дорогая.

— Счастливого Рождества, дорогой. Оно оказалось счастливым и для Моники, а все благодаря нам. Как я за нее рада! Бедняжка, она была так несчастна. Знаешь, Томми, когда я об этом думаю, у меня просто слезы на глаза наворачиваются.

— Моя добрая старушка Таппенс, — с нежностью проговорил Томми.

— Мой добрый старина Томми, — отозвалась Таппенс, — мы становимся жутко сентиментальными.

— Рождество, знаешь ли, случается только раз в году, — наставительно заметил Томми. — Так говорили наши прабабушки, и, сдается мне, не так уж много с тех пор изменилось.

Ботинки посла

— Милый-милый-милый мой, — пропела Таппенс, взмахивая густо намазанной маслом оладьей.

Томми удивленно смотрел на нее, и наконец по его лицу расползлась широкая ухмылка.

— Нам приходится быть крайне осторожными, крайне, — пробормотал он.

— Точно, — восхищенно подтвердила Таппенс. — Ты угадал. Я знаменитый доктор Форчун, а ты — инспектор Белл [44] .

— С чего это тебе вдруг вздумалось заделаться Реджи Форчуном?

— Честно говоря, только потому, что вдруг захотелось оладий.

— Ну, это только одна и очень приятная половина дела, — заметил Томми. — Есть и вторая, и она заключается в том, что тебе придется постоянно разглядывать чудовищно изуродованные лица и ужасно мертвые тела.

Вместо ответа Таппенс протянула ему почтовый конверт. Брови Томми поползли вверх.

— Рэндольф Уилмот? Это же американский посол! Что ему надо?

— А вот это, Томми, мы узнаем завтра в одиннадцать утра.

Точно в назначенное время господин Рэндольф Уилмот, посол Соединенных Штатов Америки при дворе ее величества королевы Великобритании, был препровожден в офис мистера Бланта. Откашлявшись, посол принялся неспешно, со свойственной ему обстоятельностью излагать дело.

— Я пришел к вам, мистер Блант… Кстати, надеюсь, я говорю лично с мистером Блантом, не так ли?

— Разумеется, — успокоил его Томми. — Теодор Блант, глава этой фирмы.

— С главами ведомств я и предпочитаю общаться, — обронил сэр Уилмот. — Это во всех отношениях результативнее. Как я собирался вам сказать, мистер Блант, вся эта история порядком меня утомила. Я решительно не вижу причин беспокоить по этому поводу Скотленд-Ярд, поскольку не обеднел ни на пенни и, в конце концов, возможно, что все это только ошибка. Но, тем не менее, я совершенно не понимаю, как это могло случиться. Смею заверить, ничего криминального здесь нет и быть не может, и все, чего я хочу, это только прояснить ситуацию. Неспособность постичь суть данного явления не дает мне покоя.

— Понятно, — зачем-то кивнул головой Томми. Мистер Уилмот продолжил. Поскольку он явно никуда не спешил и был склонен к излишней детализации, Томми пришлось вмешаться.

— Понятно, — поспешил повторить он. — Дело обстоит следующим образом… Неделю назад вы прибыли в Англию лайнером «Номадик». Каким-то образом ваш багаж оказался перепутан с багажом еще одного джентльмена, мистера Ролфа Уэстерхэма, чьи инициалы совпадают с вашими. Таким образом, вы взяли чемодан мистера Уэстерхэма, а он взял ваш. Означенный джентльмен первым обнаружил недоразумение, отослал ваш чемодан в посольство и забрал оттуда свой. Я все правильно излагаю?

— Суть явления передана вами совершенно верно. Учитывая, что чемоданы, видимо, были совершенно идентичны, да еще с одинаковыми инициалами «Р. У.», нетрудно предположить, что ошибка была если не неизбежна, то, во всяком случае, вероятна. Я сам не подозревал о случившемся до тех пор, пока мой слуга не проинформировал меня о недоразумении и о том, что мистер Уэстерхэм — сенатор и человек, которым я бесконечно восхищаюсь — присылал за своим чемоданом и вернул мой.

— В таком случае, я не совсем понимаю…

— Сейчас поймете. Это только половина истории. Вышло так, что вчера я столкнулся с сенатором Уэстерхэмом и в разговоре шутливо упомянул о нелепом недоразумении. К моему великому удивлению, оказалось, что сенатор и представления не имеет, о чем идет речь, а когда я рассказал ему все в подробностях, напрочь отказался признать свое участие в этом происшествии. Он не брал мой чемодан вместо своего, сходя с корабля. Собственно, такого чемодана в его багаже вообще не было.

— Поразительно!

— Именно поразительно, мистер Блант. Необъяснимо! Здесь нет ни смысла, ни умысла. Если кому-то захотелось украсть мой чемодан, то прекрасно можно было обойтись без всех этих околичностей с обменом. И потом, он же не был украден — мне его вернули! С другой стороны, если его взяли по ошибке, зачем же прикрываться именем сенатора Уэстерхэма? Фантастическая история, и, просто любопытства ради, я намерен прояснить ситуацию до конца. Надеюсь, случай не слишком для вас тривиален?

— Отнюдь. Весьма интригующая небольшая проблема, способная, как вы верно заметили, разрешиться множеством простейших способов, каждый из которых, однако, перед ней пасует, — выдал Томми на одном дыхании. — Первым делом следует, разумеется, определить мотив для подмены, если таковая все же имела место. Вы говорите, что, когда чемодан вернулся к вам, содержимое было в сохранности?