— Погоди минуту, — остановила его Таппенс. — Есть кое-что, совершенно не вписывающееся в твою теорию. Я про Холлаби.

— Холлаби?

— Да. Я согласна, что двое, шедшие следом, никак не могли разглядеть, настоящий это Сэссил или нет. Но не пытайся меня убедить, что человек, с которым он играл, был настолько загипнотизирован голубым костюмом, что даже не посмотрел на лицо.

— Милая моя, — ласково сказал Томми, — в этом-то все и дело. Холлаби знал. Как видишь, я пользуюсь твоей же теорией о том, что Холлаби с сыном и были настоящими растратчиками. Убийцей должен был быть человек, хорошо знавший капитана Сэссила. Он, например, знал, что в среду в доме не будет ни слуг, ни жены. Также, чтобы играть Сэссила, убийца должен был хоть сколько-нибудь напоминать его. Сдается мне, Холлаби-младший подходит по всем статьям. Он одного возраста с Сэссилом, примерно одного роста, и оба они гладко бреются. Возможно, Дорис Эванс и видела в газетах фотографии настоящего капитана, но, как ты недавно заметила, все, что по ним можно понять, так это то, что изображен, по-видимому, мужчина.

— Неужели она ни разу не видела Холлаби в суде?

— А сын на процессе и не появлялся. Он же вообще не фигурировал в деле. В суде красовался папаша с его безупречным алиби. Никому и в голову не пришло поинтересоваться, чем в тот вечер занимался его сынок.

— Все сходится, — признала Таппенс и, помолчав, добавила: — Ты ведь расскажешь все это полиции?

— Да, только вот не знаю, станут ли они слушать, — с сомнением протянул Томми.

— Еще как станут, — неожиданно раздался голос над самым его ухом.

Томми, словно ужаленный, развернулся и оказался лицом к лицу с инспектором Мэрриотом. Инспектор сидел за соседним столиком, ковыряя вилкой омлет.

— Частенько захожу сюда пообедать, — объяснил он. — Как я уже сказал, мы вас выслушаем, да еще как! Я, честно говоря, уже выслушал. Должен признаться, нам и самим не слишком-то нравились эти персонажи из «Дикобраза». Были у нас кое-какие подозрения насчет их семейки, но и только. Не по зубам они нам были, и все тут. А уж когда арестовали Дорис Эванс, то и от подозрений мало что осталось. Теперь, спасибо вам, устроим очную ставку Холлаби-младшего с Дорис Эванс и посмотрим, узнает ли она его. Сильно подозреваю, что все-таки узнает. Лихо вы разгадали этот фокус с голубым костюмом! Я уж прослежу, чтобы непревзойденным детективам Бланта зачлось это дело.

— Инспектор, вы прелесть! — воскликнула Таппенс.

— Мы в Скотленд-Ярде весьма высокого мнения о вас обоих, — невозмутимо продолжил инспектор. — Вы бы удивились, узнай, насколько высокого. Кстати, сэр, могу я спросить вас, что это за обрывок веревки вы все вертите?

— Пустяки, — ответил Томми, поспешно пряча бечевку в карман. — Так, скверная привычка. И не смотрите так на молоко с булочкой! Я на диете. Расстройство пищеварения на нервной почве. Подлинный бич бизнесменов!

— А! — отозвался инспектор. — Я просто подумал, может вы, тоже читали… Да нет, ерунда.

Однако в глазах его мелькнул озорной огонек.

Смерть, живущая в доме

— А что… — начала Таппенс, выходя из своего кабинета в примыкающий к нему личный офис мистера Бланта, и от удивления смолкла на полуслове.

Ее муж и патрон, забыв о своем высоком звании, самозабвенно приклеился к глазку, позволявшему обозревать приемную.

— Шш, — предупредил он. — Ты что, не слышала сигнала? Там девушка. Довольно милая — да чего уж там? — просто невероятно милая. Альберт как раз вешает ей лапшу на уши про мои переговоры со Скотленд-Ярдом.

— Дай я посмотрю, — потребовала Таппенс. Томми с некоторым сожалением подвинулся, и Таппенс приникла к глазку.

— Что ж, действительно недурна, — признала она. — А одета так просто по последнему писку моды.

— Удивительно хороша, — заявил Томми. — В точности как описано у Мэйсона [32] . Помнишь? Ужасно красивая, страшно обаятельная, невероятно интеллигентная и при всем при этом нисколько не высокомерная. Думаю — нет, решено, — этим утром я великий Ано.

— Хм, — усомнилась Таппенс. — Если бы из всех великих сыщиков мне пришлось выбирать того, на кого ты меньше всего похож, я бы точно выбрала Ано. Может, ты обладаешь способностью к мгновенным перевоплощениям? Или способен изобразить великого комика, маленького уличного мальчишку, а потом вдумчивого и заботливого друга — и все в пять минут?

— Да знаю, знаю, — отозвался Томми, нервно барабаня пальцами по столу. — Но здесь я командир, Таппенс, не забывай об этом. Мы ее примем.

Он нажал на звонок, вделанный в крышку стола, и вот Альберт уже вводит посетительницу.

На пороге девушка нерешительно замялась, и Томми ринулся на помощь.

— Входите, мадемуазель, — проговорил он отеческим тоном, — входите и усаживайтесь поудобней.

Таппенс мучительно, закашлялась, и Томми, мгновенно перевоплотившись, повернулся к ней.

— Вы что-то сказали, мисс Робинсон? — угрожающе осведомился он. — Ах, вы ничего не сказали? Прекрасно.

Он снова обернулся к девушке.

— Отбросим ненужный официоз и глупые церемонии, — предложил он. — Сделаем так… Вы просто расскажете мне обо всем, а потом мы сообща подумаем, как можно вам помочь.

— Вы очень добры, — сказала девушка. — Простите, вы иностранец?

У Таппенс тут же приключился очередной приступ кашля. Томми искоса метнул в нее грозный взгляд и снова повернулся к клиентке.

— Не совсем, — выдавил он. — Но последнее время я много работал за границей. Учился, знаете ли, методам «Сюрте» [33] .

— О! — с уважением протянула девушка. Девушка, как Томми и говорил, была совершенно очаровательна. Совсем еще юная и худенькая, с большими серьезными глазами. Она была в маленьком коричневом берете, из-под которого выбивались упрямые золотистые локоны. Что она нервничает, было ясно с первого взгляда. Ее хрупкие пальцы все время сплетались и расплетались, а едва освободившись, начинали теребить замок сумочки.

— Прежде всего, мистер Блант, должна вам сказать, что зовут меня Лоис Харгривз. Я живу в довольно старом и ветхом доме, известном в округе как ферма Торнли. Это в глубинке. Поблизости есть деревушка Торнли, но она совсем крохотная и никому не известна. Зимой у нас принято охотиться, летом — играть в теннис, так что я никогда не чувствовала себя там одиноко. Да и вообще, мне всегда больше нравилось в деревне, чем в городе.

Я рассказываю вам все это только затем, чтобы объяснить, насколько тесен мир, в котором я живу. В таких крошечных местечках, как наше, любое происшествие кажется значительным событием. Так вот, неделю назад я получила по почте коробку шоколадных конфет. В ней не было ничего, что указывало бы на отправителя. Знаете, сама я не очень люблю шоколад, в отличие от моих домашних, поэтому просто отдала коробку на кухню. В результате каждый, кто съел хотя бы конфету, заболел. Мы послали за врачом, и, тщательно расспросив, что мы последнее время ели, он забрал остатки конфет на анализ. Мистер Блант, в них оказался мышьяк! Не так много, чтобы убить кого-то, но вполне достаточно, чтобы серьезно отравить.

— Невероятно, — прокомментировал Томми.

— Доктор Бартон ужасно разволновался. Оказалось, это уже третий подобный случай в округе. И каждый раз целью становился большой дом, обитатели которого заболевали, попробовав таинственных конфет. Все это выглядело так, будто какой-то местный слабоумный разыгрывает чудовищную шутку над соседями.

— Так, так, мисс Харгривз.

— Доктор Бартон считает, что в этом замешаны социалисты — предположение, на мой взгляд, совершенно нелепое. Однако в деревне действительно живет пара — как бы это выразиться? — недовольных, по всей видимости, вполне способных на нечто подобное. Доктор Бартон настаивал, чтобы я передала все дело в руки полиции.

— Весьма разумное предложение, — заметил Томми. — Но, как я понимаю, вы так не поступили, мисс Харгривз?